Презентация проекта книги сонетов Шекспира

КНИГИ:

Энциклопедия Шекспира

Сонеты Шекспира

Вселенная
 
Открылась бездна, звезд полна,
И дна у бездны быть не может.
Она пугать меня должна,
Но даже смутно не тревожит.
 
Повисла бездна над Землей,
Как тело, сбросившее ленты,
Что обнаженной красотой
Пугает только импотента.
 
Я вижу мертвые миры,
Но все они – как на картинке,
На берегу вселенской тьмы,
На моментальном фотоснимке,
 
Что нес нам свет, а пустота
Скрывает истину, и в сети
Нас ловит яркая звезда,
Горя для будущих столетий.
 
А утром, в тлеющей тоске,
Когда ночь смотрит на Рейкьявик,
В лазурном бьемся мы сачке,
И светит, ползая, фонарик.
 
Над пестрой зеленью лугов
Висит слепящей паутиной
Покров таинственных духо’в,
Как платье на твоей любимой.
 
1984
 
 * * *
 
В час, когда заметает все вьюга,
Ставя крест на бессильных мечтах,
Ты находишь подобие друга
В этих набранных кем-то словах.
 
И того, бедный мальчик, не знаешь,
Что все это, возможно, - мираж.
Те, кого ты друзьями считаешь,
Усмехнутся и молвят: «Не наш».
 
Это сна твоего отголосок,
А в реальности – куча дерьма.
А ты сам – неудачный набросок
Всех святынь твоего лишь ума.
 
Неудачный, больной, одинокий…
Почему же, коль в мире - не тьма,
На священном Парнасе далеком
Умирают и сходят с ума?
 
В щель меж ровно уложенных досок
Провалился паяц. Каждый рад.
«Это сна твоего отголосок», -
Про стенанья вверху говорят.
 
 1987
 
* * *
    
Когда я последний цехин промотал
И мне изменила невеста...

Проспер Мериме, "Морлах в Венеции".
 
Я знаю, зачем я на свете рожден,
Но знание это не больше,
Чем воздух, которым я был опьянен,
Когда я слонялся по роще,
 
Чем звездное небо над степью большой,
Чем звездное небо над морем.
Я знаю: я – царских коней стремянной,
Но как расплатится мне с горем?
 
Но как расквитаться с тяжелой тоской,
Что множество раз мной убита?
Сквозь вечер промытый, сквозь ветра прибой
Ползет семиглавая гидра.
 
И я все брожу по великим холмам
И не нахожу себе места
С тех пор, как последний цехин промотал
И мне изменила невеста.
 
1987
 
Осень
 
Мое детство совпало с осенью,
Ну а осень бывает прекрасной.
Хотя и бывает ненастной,
Все-таки славится просинью.
 
Пусть мертв уже цвет зеленый,
Осень – время для сказок.
Не бывает в другие сезоны
Таких ярких красок.
 
Детство шагает в юность,
Шурша керзовыми сапогами,
И самая высшая мудрость –
Не видеть грязь под ногами.
 
Пусть я ничего не стою,
Мое детство совпало
С осенью золотою.
И я не глумился над русским народом,
Не называя
Осень зимою
И снегопад – ледоходом.
 
Там было много
Немного минорного света,
А по лесам еще гуляли лоси…
Мне жаль, что я не видел весны и лета,
Но я рад, что я видел осень.
 
1989
 

* * *
 
Мои открытья сделают другие
И рукописей люди не найдут.
Река времен с надгробья смоет имя –
Меня вовеки не бывало тут.
 
Меня, конечно, не было на свете,
И, буйно завывая в тишине,
Как безразличный хлам, уносит ветер
Все письма, ненаписанные мне.
 
Два голоса в ней длительно боролись
И женщины замужней взрослый голос
Смог постепенно вытеснить девичий,
И лик ее исчез в толпе обличий.
 
За что приговорен я в пошлый век
Смотреть опять, как тает милый образ,
На этот раз и вправду светлый образ,
И как уходит в прошлое навек?
 
1992
 
Сизифов труд
 
Я кончу труд и вновь начну сначала,
И буду продолжать его опять.
Моя душа нисколько не устала –
Еще ей хватит времени устать.
 
И снова я вкачу тяжелый камень,
И снова этот камень рухнет вниз,
Поднимет град лавин он над горами
И ляжет на земле, как обелиск.
 
И будет он лежать там миллионы
И миллиарды, бездны долгих лет,
Когда приду я и его без стона
Вновь подниму, и он увидит свет.
 
И будут славы блеск и боль позора,
И сон мгновенный будет на заре,
Но, если камень вечно двигать в гору,
То камень вечно будет на горе.
 
И не таким ли избранным Сизифом
Вселенная, немыслимо стара,
В согласье полном с этим древним мифом
Стремится вечно к торжеству добра?
 
1992
 
* * *
 
Не думай о секретах мастерства –
Живи, играй, твори.
И все необходимые слова
Придут, как луч зари.
 
Лишь пой и звуки чудные придут,
И мастером тебя не назовут –
Ты ремесло не изучал.
Ты точный не вычерчивал маршрут,
Ты только лишь играл.
 
Всю жизнь играл беспечно, как дитя,
Хотя так часто била жизнь тебя,
И вольною была твоя судьба
На неземных путях.
 
Так пусть они сидят в своих цехах,
Где душно и темно.
Им душу гложут зависть, труд и страх,
И ноющая боль стучит в висках,
А игры кончились давно.
 
1993
 
Спертый мат
 
    Спертый мат, или мат от удушья (в шахматах) – мат, при котором все поля вокруг короля заняты собственными фигурами. Объявляется ходом коня.

О спертый мат – как это страшно!
И больше некуда бежать.
…А ты смеялся бесшабашно,
Ты не боялся начинать.
 
И конь маячил в отдаленье,
Ужасный белый конь, конь блед,
Но лишь на краткое мгновенье
Страх оставлял в душе свой след.
 
Казалось, будет все иначе,
И жизнь помчится без потерь.
Так что же ты беззвучно плачешь?
Кому проклятья шлешь теперь?
 
Поймут ли жалкие их души
Идеи и мечты твои?..
Ты молча гибнешь от удушья.
Вокруг свои – одни свои.
 
1994
 
* * *
 
Мне не жалко одиноких женщин,
Что тоскуют по плечу мужскому.
И уют опрятненького дома
Мне заменит глас Кассандры вещей.
 
И смешон мне этот брак законный –
Пиджачки, фата в убогом ЗАГСе,
Где фальшивят марши Мендельсона…
Я от всех свободен оказался.
 
Как червяк, разрубленный лопатой,
Вы свои искали половины,
Но поэту странно быть женатым,
Как актрисе странно быть невинной.
 
1994
 
Бытие и ничто
 
Я забыт, заброшен в этом мире
Ледяных пространств и мертвых звезд,
Как мишень в пустом и грязном тире,
Как над бездной рушащийся мост.
 
Я один, один во всей Вселенной
И в слепой, отчаянной тоске
По опоре, вечно неизменной,
Жизнь моя висит на волоске.
 
И когда она придет к финалу,
И спокойно я приму его,
Ни конца не станет, ни начала –
Все пройдет, не будет ничего.
 
1994
 
* * *
 
Ты проживешь насыщенную жизнь
И ты добьешься в ней почти всего,
Но, если нет бессмертия души,
То жизнь твоя не значит ничего.
 
И вся она - лишь зыбкий силуэт,
Растаявший мгновенно на стекле.
И что тебе гранитный монумент,
Что слава захлебнувшимся во мгле?
 
Пусть миллиард наследников твоих
Поднимет, словно флаг, твои мечты,
Пусть будут жить тома великих книг,
Но где, скажи, в то время будешь ты?
 
Ты убежишь от горя и от слез,
Забудешься в веселье и в труде,
Но где-то там, в кромешной темноте,
Застыл, как сфинкс, проклятый тот вопрос.
 
И ледяной звездою из-за туч
Внезапно обжигая небосклон,
Опять проглянет этот жуткий луч,
Опять тебе в лицо заглянет он.
 
Ударит ужас молнией в тиши,
И утешенье только лишь одно -
Что, если нет бессмертия души,
Об этом не узнаешь все равно.
                                              
1998
 

ДЖОН КИТС (1795 - 1821)

                      * * *

Когда боюсь, что перестану жить,
Не передав всей полноты ума,
И не сумеют книг тома сложить
Созревшее зерно, как в закрома;
Когда под звёздным вижу я лицом
Огромнейшие знаки, и опять
Боюсь, что не успею начертать
Их тени я случайным волшебством;
Прекрасное создание на час,
Тебя увидеть больше не смогу,
Пристрастием с тобой не свяжет нас
Бездумной власть любви - на берегу
Вселенной встал один в раздумье том,
А слава и любовь идут в ничто.

                              Перевод Вадима Николаева

РОБЕРТ ЛУИС СТИВЕНСОН (1850 - 1894)

ВЕРЕСКОВЫЙ ЭЛЬ

ГАЛЛОВЕЙСКАЯ ЛЕГЕНДА

Давно варить умели
Из вереска настой;
Напиток слаще мёда,
Был, как вино, хмельной.
Его варили, пили…
Потом в блаженных снах
Лежали под землёю
Они в своих домах.

Король поднялся скоттов,
На чужаков напал,
Охотился на пиктов
И, как косуль, их гнал.
Под алою горою,

  Где он их побеждал,
Валялись те, кто умер,
И те, кто умирал.

Лето вновь наступило,
Вереск алый цветёт,
Только тех, кто варили,
Здесь никто не найдёт.
В могилах (будто детских),
В горах земли родной
Лежит так много мертвых,
Варивших свой настой.

Король верхом спускался
Со склона летним днём,
А рядом был крик чаек,
Жужжанье пчёл кругом.
Он был рассержен очень,
Темнел он и бледнел;
Он правил там, где вереск,
Но элем не владел.

И вдруг его вассалы,
Скача путем своим,
Нашли лежащий камень
И тех, кто был за ним.
Их вытащили оттуда,
Не слыша слов от них,
Двух пиктов, отца и сына,
Последних из живых.

Король глядел на них сверху,
Не пряча торжество,
А маленькие два пикта
Глядели на него.
Смотрел он вниз, на берег,
Где были те вдвоём, -
Я дам вам жизнь, подонки,
За ваше за питьё.

Сын и отец молчали,
Глядели вверх и вниз;
Вокруг рос алый вереск,
И волны тут неслись.
Отец, поднявшись, молвил
Высоким голоском:
Прошу наедине я
Беседы с королём.

Жизнь дорога для старых,
А чести вес так мал.
Продам охотно тайну, -
Пикт королю сказал.
Был голос очень чистым,
Как голос воробья:
Продам охотно тайну,
Боюсь лишь сына я.

Ведь жизнь им мало значит,
Ничто - смерть молодым,
И не сумею чести
Продать я перед ним.
Возьми его, свяжи ты,
Чтоб в море утопить;
И я открою тайну,
Что обещал хранить.

И взяли, и связали
От головы до пят,
И, размахнувшись, кинул
Его на дно солдат.
И проглотила тело
Пучины глубь морской; -
Отец стоял у моря,
Последний пикт живой.

Правдивы слова мои были:
Лишь сын у меня вызвал страх,
И в храбрость юнцов безбородых
Не смог я поверить никак.
Теперь бессильна пытка,
Хоть на костёр веди,
И эль наш вересковый
Умрёт в моей груди.

Перевод Вадима Николаева