ПУТЬ ЕСЕНИНСКОЙ ВЕРЫ

Эссе  по стихотворению С.А.Есенина «Чую радуницу Божью».

        С первых строчек стихотворения высвечивается ключевая, на все века главная, ипостасная проблема мироощущения русского человека, от разрешения которой зависят все его пути-дороги,  мечты-тревоги, дела-заботы. Название этой вечной думы – зачем жить.
    Напрасно, зря жить – не по-Есенински, а значит и не по-русски. Так в России не живут, не представляют такого состояния безлюбовности, безверия, бездуховности, отсутствия почвы под ногами. Поэтому с неимоверной  силой, в огромный рупор, твердо и безапелляционно, как первый удар могучего колокола звучат слова:

          Чую радуницу Божью –
          Не напрасно я живу,
          Поклоняюсь придорожью,
          Припадаю на траву.

    Сразу выделяется неповторимый, ясно  обозначенный стиль, модель поведения героя, то, что ложится в основу уверенного продвижения вперед и без чего все вокруг замирает, теряя жизненную энергию. И главная отличительная черта этого стиля, его квинтэссенция – ощущение виновности перед миром, перед собой, перед Богом, покаянное настроение.
    В покаянии, отречении от себя грешного, в минорном настрое, в той атмосфере, в которой только и можно дышать и жить, в атмосфере самоуничижения, уменьшения себя до песчинки сливается человек в поклоне с Божьим миром – миром придорожья, травы, степей, звездных тропинок, с тем, что не имеет для т.н. «делового» мира ни центрального, ни магистрального тем более, вообще, никакого значения.
    Сойдя с дистанции с ее вечными стартами, фальстартами, расчетами, расталкиванием локтями, звериной гонкой на выживание, герой вдруг ощущает другой, неведомый мир – мир святости и Божьей любви, где сквозь видимые предметы с непреодолимой притягательностью рисуется главная фигура Бытия.

   Между сосен, между елок,
    Меж берез кудрявых бус,
    Под венком в кольце иголок,
    Мне мерещится Иисус.

    В такого Христа можно влюбиться.  Здесь он возвышенный и нежный, непостижимый и простой, милый и волшебный.  К такому Христу душа летит в объятия, притягиваемая невидимым магнитом, впадает в необъяснимую истому…
     И  все сразу превращается в сказку, полную сокровенных тайн, открытий, благодатных состояний, образуя жизненно необходимый русскому человеку раствор, в котором вполне возможно вырастить кристалл веры и любви, надежды, такой твердой и непоколебимой…
    Именно «мерещится», чуется, а не рассчитывается или ожидается, что для западного человека так важно, так «нормально», а для нас ничего не значит.
    Образ жизни в России – сказочность восприятия действительности,  неподвластная никаким законам очевидности, выгоды и т.п. Мы не от мира сего. Для нас  потусторонность важнее, очевиднее, правдивее всех правд этого мира. И если  «мерещится» - значит родное, способное возвысить до тайны, до внутренней дрожи. В этом слове ожидание чуда, встречи. Оно звучит как пароль, пароль правильный, на который  сердце радостно откликается, потому что он совпадает с той, неизвестно когда  заключенной договоренностью о таком способе опознавания своих. Мы  свои у Бога. Мы  живем в этих флюидах, неуловимых, невычисляемых флюидах любви Отчей. Он окутывает нас ими, затрагивает в душе нежные струны, возрождает из  пепла,  наполняет неизбывными силами, Он начинает действовать изнутри.
    Лед отчуждения, злого неверия, цинизма, пошлости, равнодушия растоплен, и человек с радостью распахивает сердце навстречу своему Создателю, предоставляя Ему все права на управление, все полномочия действовать через свою душу, ум, сердце  и волю.

        Он зовет меня в дубравы,
        Как во царствие небес,
        И горит в парче лиловой
        Облаками крытый лес.

    И душа, истомившаяся нашей теплохладностью, изголодавшаяся по родной ей пище, увлекается этой силой. Здесь она царица. Здесь ее родина – эти райские обители. И уже она сама берет в свои руки бразды правления над затерявшимся, стушевавшимся героем. Она показывает ему, что здесь лес как неопалимая купина «горит». Он пылает,  хоть  его и не видно  за облаками. Но аромат пожара, так хорошо всем знакомый, завораживающий аромат, окончательно пленяет. И нет никаких сил вырваться, а главное, нет никакого желания. И человек весь там, в огне, в струях пламени, но и в то же время он здесь, перед облаками, как бы между небом и землей.
    И налицо праздник – основное состояние русской души. Он в парче лиловой, потому что парча угодна и соответствует настроению праздника, тем более – лиловая. Цвет милования, возвышения, одухотворения.
    Тут же чудесным образом появляется подарок, как главный элемент праздника, может незаслуженный, на который изумленный герой, казалось, не имеет права. Но душа здесь хозяйка. Она получает свое, ей свойственное питание:

    Голубиный дух от Бога,
   Словно огненный язык,
    Завладел моей дорогой,
    Заглушил мой слабый крик.
 

    Ах как радостно бъется сердце русское, просит: Обладай мной! Не хочу себе принадлежать. Хочу от себя отречься, «забыться и уснуть». Глубоко верные желания проникают во все поры истерзанного сердца. Что может быть слаще этих желаний, желаний быть чьим-то ( сыном, дочерью, преданным другом, верным союзником). Вот здесь и кроется краеугольный камень русской жизни, заветный ключик, неизведанный, непонятный миру секрет – не признавая никаких авторитетов, никакого давления и унижения, одновременно кому-то подчиниться, в ком-то, в чем-то раствориться. Вера, только она одна вбирает в себя это противоречивое чувство. Русский народ – верующий народ. И объект его веры, его желания  в вечности, в правде, в бесконечной милости Божьей:

          Льется пламя в бездну зренья,
           В сердце радость детских снов.
          Я поверил от рожденья
          В Богородицын покров.

    Да и как Господь оставит такое сердце пропасть. Он посылает самую крепкую, самую твердую,  с колоссальной волей власть. Россия  - дом Пресвятой Богородицы.
    Что еще может подчинить «ретивое»  с такой силой, которая улавливает все тайные порывы, малейшие самовольные движения, и в то же время защищает, умиряет, покрывает.
    Все неровности выпрямляются, утишается боль, потому что Божья Мать сама впитывает эту боль как некий сорбент, обволакивая измученную, неприкаянную русскую душу и проявляя ее в первозданной, пленительной чистоте.