МОЕ ОТКРЫТИЕ ХРИСТИАНСТВА

С тех пор, как я уверовал в Бога и до сего дня, я ни разу не терял веру в Его существование. Т. е. атеистом я никогда не становился. Почему же, после двадцати лет пребывания, я в конце концов, покинул христианство? Чтобы понять это, следует сначала понять, почему я пришел…Мое обращение к духовным поискам началось в 1980 г., когда я, фарсовщик, проводивший «земное странствие» между барахолкой, рестораном да наездами в далекий Мурманск за очередной партией Wranglers, вдруг ощутил дыхание чего-то, что было неизмеримо больше и важнее всего, что входило в круг моего понимания до того времени. Это пришло с книгой, отпечатанной, как и все интересные и наиболее важные книги того времени, подпольно и самопально, на пишущей машинке: Сёнро Суцзуки – «Ум Дзен – ум начинающего». Ни одна книга ни до ни после ни разу не произвела на меня такого сильного впечатления. Тогда же я удостоился прочесть Дхаммападу и «Жизнь Будды» Ашвагоши, дореволюционного издания, в переводе Бальмонта. Эти книги произвели революцию в моей душе, подтвердив то, что уже давно вызревало в ней: жизнь – это дурацкий кукольный театр из которого хочется убежать, поскольку смотреть на это кривляние («Следующее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» – …вашу мать) было просто невыносимо. Единственный выход – сделать все, чтобы выйти из колеса рождений и смертей.
Вскоре я познакомился с людьми «Общества Сознания Кришны», которые наделили меня подпольным экземпляром своего журнала «Назад – к божественному», книгами Свами Прабхупады и карманным экземпляром Бхагавад-гиты и пригласили на «киртан». Мы дружно пели Маха-мантру, тарабаня за неимением мариданги по пустой канистре из-под хлопкового масла и кушали прасад.
Так бы мне и стать саньясином, если бы не встреча с евангельскими христианами-баптистами. «Перекупили» они меня очень просто: «Христос – конец закона». Все уже сделано за меня на Голгофе. Верующий в Сына имеет жизнь вечную и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь. Простота и грандиозность обещания меня ошеломили настолько, что я тут же постриг свои патлы, сменил джинсы на костюм с галстуком и обзавелся сумочкой, в которой гордо носил новенькую Библию карманного формата (к вящей радости моей матери, которая вскоре сменила свое православие на адвентизм седьмого дня).
Все это было в то время поверхностно и, как я теперь это вижу, несерьезно. Серьезные вещи начались тоже с книг: «Нормальная жизнь христианина», «Сидеть, ходить, противостать», «Духовный человек» и «Освобождение Духа» Вочмана Ни, а также «Дух дышит где хочет» Финнея, «Наисчастливейшие люди на земле» Шакариана и «Четвертое измерение» Йонги Чо. Так я попал к пятидесятникам. Это было уже серьезно. Очень серьезно. На алтарь служения в незарегистрированной церкви была без колебания положена жизнь. Сначала участие в подпольной сети по изданию Евангелия на узбецком языке и другой духовной литературы. Потом диаконское, благовестническое, пасторское служение. К вере я относился серьезно, проводя дни в суровом посте (без воды в среднеазиатской жаре), прочитав всю Библию, стоя на коленях. «Избавь меня, Господи, от своеволия, — молился я, — помоги мне осознать в полной мере мое сораспятие в Тебе и совоскресение, чтобы всякое мгновение моей жизни жил во мне не я, но один только Ты».
А потом началось протрезвление. Сначала я женился на девушке из семьи потомственных пятидесятников. Благодаря горьким годам жизни с моей, теперь уже бывшей, женой, я понял, что мое представление об «избранных от чрева матери», как эти ДВР-овцы себя называли, было очень идиализированным. Тем временем я вошел в общение с самыми высшими кругами церкви. Я лично общался с пятерыми епископами, в том числе с тремя – начальствующими. Один из них неоднократно останавливался в моем доме, и я, подвязавшись полотенцем, омывал ему ноги, а другой чуть не стал моим тестем. Наблюдая за этими «апостолами», я вдруг с удивлением стал обнаруживать, что это совершенно недуховные люди: эгоистичные, тщеславные, самолюбивые, корыстолюбивые, жестокие, непримирительные. Я думал, каковы же плоды этой веры, если даже на самом верху находятся люди, никаких плодов духа не являющие и святые только по названию. Что толку от всей этой веры?
С этими сомнениями, я покинул в 1991 г. Советский Союз, прямо в момент, когда этот колосс на глиняных ногах закачался и стал рушиться. В Америке я надеялся увидеть «настоящее» христианство. То, что я увидел, превзошло всякое самое мрачное воображение. Церковь на западе – это гигантское коммерческое предриятие по выжиманию денег. Быстрая и эффективная стрижка доверчивых «овец» поставленна на индустриальную основу. Средний американский пастор – это бизнесмен и политик, но никак не апостол. Постепенно я потерял всякое желание ходить в церковь и если еще продолжал появляться на собрании пятидесятников то исключительно из-за жены. Раз и навсегда я понял, что христианство (в форме протестантизма, а иного христианства я просто не знал, поскольку православие и католичество с их культами святых и Божией Матери, с иконами и обрядами, были для меня неприемлимы) – это сухое дерево, что-то, что не работает. Вспоминая свое наивное в своей искренности обращение в христианство, я чувствовал себя просто обманутым.
И все же главным был именно философский, я бы сказал теологический, или даже метафизический, аспект веры. Однажды я сидел на собрании и со скукой слушал откровенную ахинею, которую нес с кафедры один из «руководящих братьев». Я рассматривал не без отвращения угрюмые постные лица «братьев и сестер», в которых не было видно ни единой глубокой мысли, не то что света, и думал: «Неужели Богу нужно было воплощаться, принимать добровольно унизительные мучения от тварей, которых Он Сам же сотворил, чтобы лишь населить Свои обители примитивными, злыми и неразвитыми существами, неспособными даже к членораздельной человеческой речи, как тот проповедник?» И вдруг я отчетливо понял, увидел воочию, как ясный день: ЭТОГО НЕ МОГЛО БЫТЬ. Более того, само понятие «милосердный Бог» никаким образом не стыкуется с двумя другими Его предполагаемыми качествами: всеведеньем и всемогуществом. Но об этом я подробно рассказать не смогу, поскольку пришлось бы выкладывать здесь целую богословскую диссертацию. К этому у меня нет ни желания, ни времени. В двух словах: я, не перестав верить в Бога, перестал верить в Его милосердие, сострадание т. д. Библейские слова «Бог есть любовь» стали звучать для меня сентиментальным пустяком, почти пошлостью. Я не могу верить в то, что «Бог так возлюбил мир…» Именно то, что Он «не пощадил», служит для меня свидетельством того, что никого любить Он не может. По крайней мере, в том смысле, какой вкладывают в это христиане. Если Сына Своего единородного не пощадил то и никого не пощадит. И не помилует. Тот, Кто от начала сотворил ад с вечными мучениями для тех, кто неизмеримо слабее, глупее и немощнее Его Самого, добрым и милосердным быть не может.
Но на этом мое знакомство с христианством не закончилось. Через много лет, уже будучи оккультистом, я, как бы заново — а точнее, впервые в жизни! – открыл для себя… христианство. Нет. Я не стал христианином. Просто я вдруг увидел ясно, как белый день, что я никогда сам не был христианином, как не являются христианами большинство тех, кто по всякому поводу, в дело и не в дело, мусорят цитатами из Библии. Два десятка лет, проведенные мной в баптизме, пятидесятничестве и харизматии, это годы, проведенные вне Христа.
Говорю я сейчас это совсем не потому, что с тех пор стал ближе к Нему, чем в то время. Однако, как теперь мне ясно, порывая с «евангельским христианством», ушел я не от Христа, с Которым, по сути, так и не встретился, но из среды еретиков, подобных тем, каких в избытке наблюдаю теперь на различных христианских и околохристианских форумах, где, как в Кунсткамере или на картине Иеронима Босха, то и дело можно лицезреть диковенных мутантов веры, всевозможных форм, цветов и оттенков, каждый из которых уверен о себе, что вот именно он-то и есть самый что ни на есть «настоящий христианин». И чем диковеннее духовное уродство, чем изщреннее увечия и вывихи души, тем, как правило, больше уверенности в собственной «избранности», «предузнанности» и «предопределенности ко спасению».
Вот, почему на одном форуме меня до глубины души задел за живое разговор двух участников:
- Почему? Ну почему вы, при всей активной критике Православной Церкви, при почти полном отсутствии православной миссии, при том, что выбор огромен (аж почти 3 000 сообществ называющих себя церквями), остаетесь или становитесь православными и готовы даже занятся таким неблагодарным, в наше время, делом, как проповедь и апологетика неискаженного христианства?
- Потому что… «..Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни..» А Церковь, которую Христос нам оставил — она одна-единственная… Это как не может быть одновременно нескольких истин по определению.
Если быть последовательным и не легкомысленным в вопросе веры, то нельзя быть христианином, не принадлежа к одной единственной истинной церкви Христа, которая не может заблуждаться, потому что она есть «столп и утверждение истины», и Дух Святой по обетованию никогда не оставлял ее. Таким образом, если христианин видит мнимое противоречие между церковной практикой и учением Христа, то противоречие это лежит в его же собственном восприятии, а не в практике и учении Церкви. И если кому-то кажется, что существует противоречие между практикой Церкви и Писанием (как он или она его понимают), то – всегда и безусловно! – ошибается отдельный человек, а не Церковь. Ибо если Христос заповедал не судить ближних своих, доверяя весь суд и воздаяние Богу, то кольми паче наименьшее из чад Его не смеет судить Церковь! Ибо это есть то же, что судить Самого Христа, чьим телом является Церковь, «полнота наполняющего все во всем».
Наблюдение за характером полемики между православными и евангельскими христианами привело меня не только к мысли о явном превосходстве сторонников святоотеческой Традиции над сектантами, но и к желанию понять причину этого превосходства. Я думаю, что это видимое невооруженным глазом превосходство кроется в том, что Православие, имея за плечами двухтысячелетнюю историю, накопило огромное культурно-историческое наследие, которого не хватает сектам, многие из которых, как, например, пятидесятники, не имеют за душой и полутора веков существования. Наследие это распространяется не только на священников и монашество, но и ложится яркими отсветами на лица мирян. Тогда как протестанские секты (именно секты, а не протестантские церкви, вроде лютеранской или англиканской, которые являются наследницами все той же апостольской приемственности и церковной традиции) не принесли пока что никаких иных плодов, кроме попсовой религии и религиозного маскульта.
Сектанским учениям ощутимо не достает метафизической глубины и подлинности, которые в таком избытке содержатся в учении святых отцов церкви. В результате, сектантская проповедь направлена, в основном, на людей неразвитых. Ничего плохого, кстати, в этом нет. И Христос не упускал случая благовествовать рыбакам и городскому отребью. Беда только в том, что отребье, которое приходит в эти секты, меняется лишь внешне, внутри же так и остается отребьем, т. е. ветхой тварью, лишь наблатыкавшейся библейскими словечками, поскольку учение, которое из года в год преподается в общинах баптистов и пятидесятников не несет в себе ничего кроме однообразного набора сентиментальных банальностей да истертых штампов, и еще потому что ни одна идеология, как это со всей очевидностью, показала история бесплодных попыток коммунистов воспитания «нового человека», не способна изменить человеческого сердца. А все сектантское «христианство» – всего лишь примитивная разновидность религиозной идеологии.
Как это далеко от перемены, произшедшей с героем «Острова», изумительного фильма о православии, который следовало бы посмотреть всем тем из числа сектантов, кто кичится своей святостью, самоправедностью и «посаженностью на небесах»! Многие из них похваляются при случае «герменевтикой», которую они изучают в своих сектанских школах. Никакой пользы им от той герменевтики нет, бо все эти герменевтики достались им опять же, как холопу — кафтан с барского плеча, от лютеран и англикан, т. е. от Церкви, к которой они сами не имеют ни малейшего отношения. Ибо они, как семь сыновей Скевы, проповедуют Христа, «которого Павел проповедовал», пытаясь изгонять бесов, которые над ними же и смеются. Религия их бесплодна и не способна произвести из себя ничего, кроме музыки «Дружков», ледяевской «теократии» да «святого смеха».
«Ну вот», скажете Вы, оккультист проповедует о христианстве». Однако, если «оккультист» увидел вдруг, что дважды два четыре, то оно не станет пять по причине его «оккультизма». Так некогда, в 1912 г., посетил Россию человек, которого называли и по сей день называют «сатанист, колдун, шарлатан, извращенец». Будучи сыном протестанстского служителя и фанатичной протестантки матери, порвавший с религией своих родителей, он был потрясен красотой и великолепием того, что открылось ему в золотоглавой Москве и в Нижнем Новгороде, о чем он и поведал в своем эссе «Сердце Святой Руси».
Подобно этому «оккультисту», я с удивлением смотрю на чудо красоты и величия, именуемое Православием, которое я увидел, общаясь с настоящими христианами. При этом, я задался вопросом о значении Православной и Католической церквей в нашей жизни. Что, скажем, случилось, если бы вот так, в одночасье не стало бы среди нас ни православных, ни католиков? И… я пришел в ужас от осознания того глобального катаклизма, который бы ожидал нас с исчезновением Церкви на нашей планете.
Прежде всего, мы бы лишились двух великих духовных систем, давших нам Феофана Грека и Микельанджело, Бортнянского и Моцарта, систем, которые сформировали очертания нашей архитектуры, традиции и содержание нашего образования, особенности нашего мышления и виденья мира. Да и сам мир наш сформирован тем же самым церковным виденьем. Мир, в котором мы живем, это христианский (кафолический) мир. Посему даже те из нас, кто считают себя атеистами, протестантами или оккультистами в значительной мере обязаны всем содержанием своей жизни Церкви, оставаясь по сути теми же католиками и православными, только заблудшими. Исчезновение Церкви означало бы духовную бездну, которую никогда не смогли бы заполнить ни оккультизм, ни атеизм, ни протестантизм. Эта бездна, словно взрыв вакуумной бомбы, принесла бы неисчеслимые разрушения. Наш мир во мгновение ока пал бы перед ордами варваров из Ближнего Востока и Средней Азии, которые только ждут, чтобы обрушиться на нас с яростью древнего Атиллы или Чингиз-хана. Ужасы ГУЛАГа, «культурной революции» и полпотовской диктатуры показались бы детским лепетом. Это падение было бы в тысячи раз более трагичным и разрушительным, чем гибель античного мира в период распада Римской Империи.
А что бы произошло, если бы не стало, скажем, баптистов или пятидесятников? А ничего бы не произошло. Эти религии ничего не дали и не оставили никакого существенного следа в истории мира. Я говорю это не с тем, чтобы лишний раз пнуть баптистов и пятидесятников, но чтобы показать на их фоне величие и непреходящее значение Церкви, которые настолько велики, что ни один ум человеческий не в состоянии даже обозреть их во всей полноте. Говорю, подводя итог всему выше сказаному:

У НАС НЕТ АЛЬТЕРНАТИВЫ ПРАВОСЛАВИЮ И КАТОЛИЧЕСТВУ. МИР НУЖДАЕТСЯ В ЦЕРКВИ.

  Сакраменто, Калифорния