НЕ ДОЛЮБИВ, НЕ ДОСКАЗАВ… 
 
                             Когда сквозь зимние недели
                             Прорвется солнечный апрель —
                             Запахнут лужи акварелью,
                             Запахнет детством акварель,
                             Забудешь боль и вьюги злобу,
                             Ворвется ветер молодой.
                             И ты опять легко, как глобус,
                             Всю землю вскинешь на ладонь.                  
                                                                                      1939  

     Можно с большой вероятностью предположить, что всем известная «Бри-гантина» была написана Павлом Коганом в соавторстве с Борисом Смоленским. В рукописях последнего обнаружен прав-ленный его рукою текст песни. В 1976 г. издательство «Молодая гвардия» выпус-тило в свет сборник стихов поэтов, по-гибших на войне. Авторами «Бриганти-ны» названы Павел Коган и Борис Смо-ленский. Издатели сочли необходимым назвать двух поэтов. Наверное, это было сделано из объективных соображений. Мы же заметим, что тематически это стихотворение — о дальних синих морях, о яростных и непокорных людях, о пре-зрении к грошовому уюту — соответст-вует поэтическому обиходу Смоленско-го.

      Надоело говорить и спорить
      И любить усталые глаза —
      В флибустьерском дальнем синем море
      Бригантина поднимает паруса...

     Море и мечта о капитанстве в стихах Смоленского были не столько конкрет-ны, сколько символичны: речь шла о свободе, о силе, способной все преодо-леть, о гордом соперничестве со стихией, о презрении обыденности:

          Я капитан безумного фрегата,
          Что на рассвете поднял якоря
          И в шторм ушел, и шел через пассаты,
          И клад искал, и бороздил моря.
         Отбив рапиры прыгающих молний,
         Сквозь мглу морей и штормовой раскат,
         Он шел в морях, расшвыривая волны
         И мачтами срывая облака. (...)
     На родине матери Бориса, в Невеле много воды: озеро и река, на которых стоит сам город, великолепные много-численные озера в окрестностях. Славит-ся своими озерами и Карелия, которую любил поэт. Может быть, мечта о сво-бодной стихии моря и бесконечном воз-душном пространстве над ним родилась у Бориса на озерных просторах.

         Край мой чистый! Небо твое синее,
         Ясные озерные глаза!
         Дай мне силу, дай мне слово сильное
         И не требуй, чтоб вернул назад.

     «Слово сильное», способное выразить все, что наполняло душу поэта, было ему дано. Он был романтиком, скитальцем и мечтал о большом стихийном простран-стве:
          Уют жилья, последний ломоть хлеба,
           Спокойный сон, счастливую игру —
            Я все отдам за взгляд большого неба,
            За жизнь, как поцелуи на ветру. (...)
                                                                    1937
     Поэту трудно дышалось в ограничен-ных биографических рамках, он искал простора и свежего воздуха — отсюда следует то, что мы не совсем точно назы-ваем романтическим отношением к миру, несомненно, присущим Смоленскому. Впрочем, немецким романтикам начала ХIХ века тоже были необходимы ра-зомкнутые горизонты жизни.
     Отец поэта, талантливый журналист Моисей Смоленский в 1937 г. был аре-стован и вскоре расстрелян.
     В 1937 году, после ареста отца, шест-надцатилетний поэт писал:

     (...) Ложью грязной, глупой,
                                      никому не нужной
     Встала предо мною серая преграда.
     Вместо грез — туманы,
     Вместо ласки — стужа.
     ...Это все так надо.

     Это одно из немногих стихотворений 1937 года. Н. Б. Левит пишет в своих воспоминаниях, о чем думал и что чувст-вовал шестнадцатилетний мальчик после ареста отца: «Борис, как и все мы в те времена, считал советский строй самым лучшим. Не зная истинных масштабов репрессий, он полагал, что с его отцом просто произошла какая-то ошибка (...)».
Так думали многие, и наивность шестна-дцатилетнего мальчика — это тоже факт духовной истории человека советского времени.
     После окончания школы Борису все-таки удалось поступить в один из ленин-градских вузов. Он ушел в армию со сту-денческой скамьи в начале 1941 года, а осенью первого года войны погиб. И ни-кто не догадался записать любимую пес-ню батальона, которую на фронте напи-сал поэт. Погибли вместе с ним его фронтовые тетради, в которых были сти-хи и поэма об испанском поэте Федерико Гарсиа Лорке.
     В 1939 году Смоленский написал бал-ладу «Кабан». Сюжет, вероятно, заимст-вован из скандинавского эпоса и разра-ботан с использованием характерных для творчества Смоленского реалий. Что имел в виду поэт — фашизм испанский или германский, а может быть, террор в России — трудно сказать. Скорее всего, образ кабана воплощает Зло, которое должно быть побеждено, несмотря на ужас, который оно внушает. Это еще одна грань романтического мировоззре-ния поэта. Эту балладу нельзя трактовать только как аллегорию фашизма, так как поэтический мир Смоленского гораздо глубже и сложнее. Его стихи — это такая поэтическая скоропись, иногда вдогонку мысли, что можно простить двадцати-летнему поэту, но он всегда стремится выразить сложность и многогранность своих представлений о мире, иногда да-же в ущерб ритмическому строю стиха.
     В жизни Бориса Смоленского было не так много дат — от рождения до гибели прошло всего двадцать лет. Эти даты — отражение истории в судьбе человека. У него не было времени для эпических размышлений, стихи стали единственно возможным концентрированным выра-жением того, чем он жил. В России надо жить долго. История редко бывала мило-стива к человеку, редко позволяла осу-ществить свое предназначение. Борису Смоленскому не суждена была долгая жизнь, но был дан талант поэтического высказывания.
     При жизни поэта его стихи не были напечатаны, хотя Тихонов и Антоколь-ский отзывались о них очень доброжела-тельно. В 60-е и 70-е годы стихи Бориса Смоленского печатались неоднократно в сборниках погибших поэтов, тех, кто ушел «недолюбив, недосказав». В Анто-логии русской поэзии «Строфы века» Е. Евтушенко писал: «При жизни Борис Смоленский не печатался, однако учил испанский язык, переводил Лорку — и явно хотел стать настоящим писателем. 16 ноября 1941 года он погиб в бою, и фронтовые его стихи, упоминаемые в письмах к близким, погибли вместе с ним».
     В свои двадцать лет Борис Смолен-ский был удивительно взрослым, духов-но богатым человеком. То, что он не ус-пел пережить, было воплощено в стихе — такова сила поэтического слова и ли-рического чувства. Может быть, во мно-гих случаях воображение дорисовывало то, что должно было быть пережито в реальности. Он был из тех, кто, по сло-вам Вяземского, «и жить торопится, и чувствовать спешит». Первые строчки любовной лирики появились у поэта в  восемнадцать лет:

        (...) Я так люблю тебя такой —
            Спокойной, ласковой, простой...
            Прохладный блик от лампы лег,
            Дрожа, как мотылек,
            На выпуклый и чистый лоб,
            На светлый завиток.
            В углах у глаз теней покой...
            Я так люблю тебя такой! (...)
                                                             1939

     Энергией восемнадцатилетнего дышат строфы с описанием стихосложения по Смоленскому:


   Пусть для стихов, стишонок и стишат
   Услужливо уже отлиты строфы —
   Анапесты мешают мне дышать,
   А проза — необъятней катастрофы...

   Так в путь. Рвани со злобой воротник,
   Но версты не приносят упоенья,
   А поезд отбивает тактовик,
   Неровный, как твое сердцебиенье.
                                                             1939

     Смоленский знал и любил прозу Гри-на, стихи Багрицкого и Светлова, но к числу подражателей его отнести нельзя, он, скорее, продолжатель, развивающий тему и делающий это с энтузиазмом та-лантливого юноши-поэта, разомкнувше-го рамки обыденности. Он знал толк в словесной игре и красоте стиха и был лириком едва ли не классической склад-ки.
    Приведем в качестве примера стихо-творение «Лунная соната», где, кажется, все, от движения мысли до мелодики и лексики, предусмотрено и развито с од-ной целью — адекватно, стиховыми средствами
передать музыкальное впечатление:


   Через комнату, где твои пальцы
                                 на клавишах лунных,
   Через белый балкон в тишину
                                 кипарисных аллей
   Улетает соната к сиянию
                                 синей латуни,
   Где на лунных волнах отражается
                                 сон кораблей.

   Жарко шепчет прибой голубой,
                                 замирает стаккато.
   Над заливом, залитым луной,
                                 и на черной гряде
  
   Тени шхун колыханьем вторят
                                   переливам сонаты,
   И задумчивый месяц качает
                                   узор на воде. (...)

   Над заливом вдали пролились
                                   переливы рояля,
   У залива вдали тополя
                                   под венцом голубым.
   А соната плывет, побледневшие
                                   звезды печаля,
   Над листвой, над горами, над морем,
                                   над миром ночным.

     Нужно было очень любить жизнь, чтобы шутить в те суровые годы, и это удавалось поэту. В шуточном стихотво-рении «Фонари созревают к ночи» мас-терски использована звукопись:


              Громадный город на заре
              Гремит неугомонно.
              На ветках стройных фонарей
              Незрелые лимоны.
              Но тени тянутся длинней,
              И вечер синий-синий...
              На ветках стройных фонарей
              Созрели апельсины.
                                                           1939


     Шуточных стихотворений у Смолен-ского было несколько, в том числе и зна-менитая «Шоферша», и написанная со-вместно с Е. Д. Аграновичем «Одесса-мама». Поэтическое наследие Смолен-ского поражает объемом, широтой и многообразием его лирических пристра-стий и проявлений. Он на многое успел отозваться.
     Борис Смоленский родился в 1921 году, погиб на фронте в 1941-м. Служил Борис рядовым на самом берегу Белого моря.
     Когда началась война, он поступил так, как писал в своем стихотворении 1939 года:

   А если скажет нам война: «Пора» —
   Отложим недописанные книги. (...)
     Поэт обладал двумя талантами — та-лантом жить и талантом писать. И этих двух талантов хватило, чтобы сделать такую короткую жизнь прекрасной и успеть рассказать «о времени и о себе»:

  И сердце пройдет через сотню таможен,
  Хоть бьется, как рыба, попав в перемет.
  И книга расскажет, и ветер поможет,
  И время покажет, и спутник поймет.


                                        Л. Максимовская,
                     директор Музея истории г. Невеля                    
                                                          Декабрь 2007 г.